The meaning of the lyrics of the song "The error emerged." (Oschibka vyischla) the performer of the song "Vladimir Vysotsky"

I was weak and vulnerable,

Trembling with my whole being,

Bleeding with my sick,

Tormented inside—

And, as if in a bygone vaudeville,

A huge forehead appeared in the doorway

And lit up from within

With healthy malice.

But a hand jerked up powerfully:

"Lie down, face to the wall!"—

And so they began to knead my sides

On the sticky trestle bed.

And the chief one—he sat down at the table,

Breathed furiously,

And started something against me,

Something like a "case."

Then in his tenacious, thin fingers

A cigarette lighter twitched comically,

They pressed in the groin, then—under the ribs,

On the liver—poor thing.

When they pressed under the ribs—

How my insides ached!

And the pen scratched with blood

On the innocent paper.

In a daze, in a haze,

I undressed completely—

In the corner, an old hag

Was preparing a needle—

And from the roots of my hair to my toes,

Terror crept across my body:

What if they put me to sleep with an injection,

So that I would break in my sleep?!

He, having toiled over my stomach,

Squeezed my skull, and then

Tied my forearms with a tourniquet

And cut off the flow of blood.

I almost screamed, but fell silent—

My dry lips sealed shut—

And he chuckled, twisted, got tired,

Wrote, and rejoiced.

He got into the swing of things—the familiar swing—

But I'm about to shout:

"What are you writing? Come on, show me

The secret gibberish!.."

The assistant—a former psychopath—

Tied my wrists together—

The instruments of passion

Grew dull, laid out in a row.

I am rubbed and beaten, and strong in character,

I can—all at once, I can—scattered—

But here they will subdue, here they will silence—

I wilt and yearn.

I lie there, naked as a jaybird,

And the chief—he scurries back and forth to the table—

Keeps writing something in the report,

Even though I don't answer.

No, I need to conserve my strength,

Otherwise, I'll weaken, get tired—

After all, soon they will burn my heels,

To make me laugh,

I'm holding on by a thread, on alert,

But I feel disgusted—

They shoved something down my throat—

I spat it back out.

I'm caught in a vise, I'm caught in pincers—

They crawl all over me,

They want to summon everything, find out everything,

They try everything by touch.

Five minutes won't pass,

Before they pull out my soul, crush it,

Defile it, tear it apart,

Squeeze it, and rinse it.

"Breathe, breathe deeply!

Let it out, or you'll die!"

"If you let it out here—afterwards,

You're unlikely to take another breath!"

With my whole parched mouth,

I grin: "Well, well, the rules!

That trick won't work with me,

Comrades!"

They turned off the light and gave me gas,

Some kind of board lit up—

And pus oozed from my eyes,

And my trachea bubbled.

And he raged, went into ecstasy,

They brought in a basin for some reason…

I saw this once—

A film, a trophy.

They come up to me from behind

And give me an injection…

"Inject, you sons of bitches,

But give me the report!"

I even got to my knees,

I pressed my forehead to the basin;

I demanded and threatened,

Begged and humiliated myself.

But they tightened the tourniquet even more,

There I see it—they're heating up a blowtorch,

They're all waiting for the damn thing

With a hair trigger.

They'll get their way here, that's for sure!

And I, the old fool, wonder:

When will the red-hot iron be used—

Now or later?

The sabbath raged and grew bald,

Sweat poured profusely—

A ringing sound—and a raven landed

On my white shoulder.

And the raven croaked: "Nevermore!"—

He's quick and nimble—

Reminding me: straight ahead is the death chamber

The torture chamber awaits.

I weakly raise my tail,

Although to them, I am stupid and simple:

"Hey! For your biased interrogation

You will have to answer!

You, whatever your names are—

Have returned to the old ways!

But you are obliged

To give us the interrogation report!"

And I look over my shoulder

At that scribbling:

"I won't sign this,

Until I read it!"

Someone's yellow back

Answered me fearlessly:

"We don't need your signature—

It's all clear to us without it."

"Sister, dear, don't worry—

I won't be silent, I won't back down,

I will disavow the report

When I meet with my lawyer!

I didn't tell them anything,

I didn't point the finger at anyone—

Tell everyone I knew:

I remained their brother!"

He said, drawing a line:

"Read it, they say, and cool down!"

I delved into that writing,

And there—only Latin…

Circles in my eyes, zeros in my brain—

Damn fear, disappear:

They just started

A medical history!

Я был и слаб и уязвим,

Дрожал всем существом своим,

Кровоточил своим больным

Истерзанным нутром,-

И, словно в пошлом попурри,

Огромный лоб возник в двери

И озарился изнутри

Здоровым недобром.

Но властно дернулась рука:

"Лежать лицом к стене!" -

И вот мне стали мять бока

На липком топчане.

А самый главный - сел за стол,

Вздохнул осатанело

И что-то на меня завел,

Похожее на "дело".

Вот в пальцах цепких и худых

Смешно задергался кадык,

Нажали в пах, потом - под дых,

На печень-бедолагу.

Когда давили под ребро -

Как екало мое нутро!

И кровью харкало перо

В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу

Разделся донага,-

В углу готовила иглу

Нестарая карга,-

И от корней волос до пят

По телу ужас плелся:

А вдруг уколом усыпят,

Чтоб сонный раскололся?!

Он, потрудясь над животом,

Сдавил мне череп, а потом

Предплечья мне стянул жгутом

И крови ток прервал.

Я, было, взвизгнул, но замолк,-

Сухие губы на замок,-

А он кряхтел, кривился, мок,

Писал и ликовал.

Он в раж вошел - знакомый раж,-

Но я как заору:

"Чего строчишь? А ну, покажь

Секретную муру!.."

Подручный - бывший психопат -

Связал мои запястья,-

Тускнели, выложившись в ряд,

Орудия пристрастья.

Я терт и бит, и нравом крут,

Могу - вразнос, могу - враскрут,-

Но тут смирят, но тут уймут -

Я никну и скучаю.

Лежу я, голый как сокол,

А главный - шмыг да шмыг за стол -

Все что-то пишет в протокол,

Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,

А то ослаб, устал,-

Ведь скоро пятки будут жечь,

Чтоб я захохотал,

Держусь на нерве, начеку,

Но чувствую отвратно,-

Мне в горло сунули кишку -

Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят -

По мне елозят, егозят,

Все вызвать, выведать хотят,

Все пробуют на ощупь.

Тут не пройдут и пять минут,

Как душу вынут, изомнут,

Всю испоганят, изорвут,

Ужмут и прополощут.

"Дыши, дыши поглубже ртом!

Да выдохни, - умрешь!"

"У вас тут выдохни - потом

Навряд ли и вздохнешь!"

Во весь свой пересохший рот

Я скалюсь: "Ну, порядки!

Со мною номер не пройдет,

Товарищи-ребятки!"

Убрали свет и дали газ,

Доска какая-то зажглась,-

И гноем брызнуло из глаз,

И булькнула трахея.

И он зверел, входил в экстаз,

Приволокли зачем-то таз...

Я видел это как-то раз -

Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины

И делают укол...

"Колите, сукины сыны,

Но дайте протокол!"

Я даже на колени встал,

Я к тазу лбом прижался;

Я требовал и угрожал,

Молил и унижался.

Но туже затянули жгут,

Вон вижу я - спиртовку жгут,

Все рыжую чертовку ждут

С волосяным кнутом.

Где-где, а тут свое возьмут!

А я гадаю, старый шут:

Когда же раскаленный прут -

Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,

Пот лился горячо,-

Раздался звон - и ворон сел

На белое плечо.

И ворон крикнул: "Nеvеrмоrе!" -

Проворен он и прыток,-

Напоминает: прямо в морг

Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,

Хотя для них я глуп и прост:

"Эй! За пристрастный ваш допрос

Придется отвечать!

Вы, как вас там по именам,-

Вернулись к старым временам!

Но протокол допроса нам

Обязаны давать!"

И я через плечо кошу

На писанину ту:

"Я это вам не подпишу,

Покуда не прочту!"

Мне чья-то желтая спина

Ответила бесстрастно:

"А ваша подпись не нужна -

Нам без нее все ясно".

"Сестренка, милая, не трусь -

Я не смолчу, я не утрусь,

От протокола отопрусь

При встрече с адвокатом!

Я ничего им не сказал,

Ни на кого не показал,-

Скажите всем, кого я знал:

Я им остался братом!"

Он молвил, подведя черту:

"Читай, мол, и остынь!"

Я впился в писанину ту,

А там - одна латынь...

В глазах - круги, в мозгу - нули,-

Проклятый страх, исчезни:

Они же просто завели

Историю болезни!

Vladimir Vysotsky's poem "Ошибка вышла" ("A Mistake Was Made") uses humor and grotesque imagery of torture to mask a deeply tragic story of an individual caught in the grip of a repressive system. The lyrical hero, though innocent, is subjected to a brutal interrogation. The descriptions of torture, presented with hyperbole and dark humor, highlight the absurdity of the situation. The hero counters the cruelty and inhumanity of his tormentors with his strength of spirit, sarcasm, and belief in justice.

The poem takes an unexpected turn in the finale. It is revealed that the entire ordeal was nothing more than a terrible dream, a delirium brought on by illness. However, this "mistake" leaves a bitter aftertaste. The reader understands that the line between delirium and reality is blurred in a totalitarian state, and the nightmare can become reality at any moment. The final chord, "Nevermore!", a quote from Edgar Allan Poe, intensifies the oppressive impression and hints at the possibility of such "mistakes" recurring.